Маша рыдает у меня на плече. Эта социальная несправедливость душит ее, и даже немного отодвигает на второй план саму трагедию.
— И все из-за этого чертового штампа, Оля? — спрашивает она, и поворачивает ко мне свое опухшее от слёз лицо.
— Тише, Маш, Матюшу разбудишь…
— Нет, ты мне скажи…
Я иду на кухню заварить Маше успокоительный чай. Я тоже не попала на похороны друга. Потому что я — прежде всего Машина подруга, а Маша — никто.
Но Маша узнала через друзей время прощания и пришла в морг.
Морги сейчас модные, в них тоже есть электронная очередь. Маша вошла в зал ожидания, и увидела…всех. Всех родственников и друзей. Они стояли вокруг рыдающей Пашиной мамы плотным кольцом поддержки.
Маша остановилась в нерешительности. На табло было написано, что прощание с Павлом состоится через 10 минут. Маша села напротив концентрированного скопления Пашиной родни.
К ней подошла тётя Юля, у которой они с Пашей часто гостили, дядя Гриша, которому Паша, владелец автосервиса, всегда чинил машину бесплатно, и Валерка, лучший Пашин друг. Все обняли Машу и…вернулись к маме.
Наконец, табло известило, что можно пройти в зал для прощания. Маша встала и тоже двинулась к залу.
И вот тут Пашина мама спросила громко:
— Ты кто такая?
— Теть Нин, ну не надо, — сказал Валерка. — Ну не время сейчас…
— И правда, Нин, не надо… — поддержала тётя Юля.
— А кто она такая?? — грозно спросила Пашина мама у мгновенно поникшей родни.
— Я — жена, — тихо напомнила Маша. У нее не было сил на борьбу. Она просто хотела поцеловать в последний раз человека, которого целовала 9 лет.
— Мой сын не женат, — прошипела Пашина мама.
На эту сцену стали оглядываться другие родственники других усопших.