Садишься на табурет, и с шумом высасываешь из ложки свекольную жидкость. Хватаешь зубами мясо, радуешься картошечке, снимаешь языком вездесущую зелень. Красота!!! И тут…

Вдруг как гром с небес бабушкин голос:

— Петечка, да куда же без сметанки?

И тут же открывается банка с густой деревенской сметаной, в которой ложка стоит, и прямо шмяк в твою тарелку! И ты не растворяешь сметану в борще, а прямо слизываешь ее, жирную, с чувством блаженной сытости.

— Без хлеба не еда! – кричит бабушка. – Черный или белый?
— Белый, бабуль! Но только краюшек.

И ты руками сначала выковыриваешь белый мякиш, а потом грызешь то, что осталось, хрустящую булочную норку. И вот тут-то уже тебе совсем хорошо.

Ты сидишь лениво, глядя в окно, следя за резвящимися снежными хлопьями. Тепло разливается по телу, хлопочет любимая бабуля, по радио рассказывают про какой-то препарат для глаз.

Вдруг лицо бабушки становится озабоченным.
— Ой, Петенька, не доел. Совсем хиленький. Надо доесть. За маму, за бабушку…

За маму и за бабушку ты ешь с трудом, но еще добровольно. Как-то неудобно не съесть за бабушку. Когда к процессу еды подключают каких-то дальних и неизвестных тебе родственников, типа дяди Вити из Воронежа, ты начинаешь что-то подозревать.

Когда тебе говорят, что нужно сожрать вот этот большой кусман вареного лука за кота Чубайса, ты собираешься с возмущением выйти из-за стола. Но холодный алюминий ложки ударяет тебя по зубам, и неизбежность лука проваливается в твои внутренности. Часть его ты выталкиваешь языком обратно в ложку.

— А у меня сюрприз для тебя, Петюнь. – продолжает бабушка, и заговорщически подмигивает. — Только доешь лук, пожалуйста. Что же ты самое полезное выплюнул. Я тут икрички купила.

Не икры, не икорки, а икрички. Бабушка произносит это таким голосом, как будто она прячет в своем холодильнике, по меньшей мере, Янтарную комнату.

И ты, конечно, понимаешь, что лук это «бе». Но ты проглатываешь, уже как лекарство, зажмурившись, и ждешь, пока заветная банка с черными точками появится на столе.

Бабушка скачет вокруг банки, священнодействует, зовет деда – мол, не может сама открыть. А потом набирает маааленькую позолоченную ложечку, но с горкой. И снова – хрясть ею тебе по зубам.

Ты думал, что там икра, нектар богов… А там какая то соленая рыбная кашица. Но бабушка сказала, что доставала ее с большим трудом. Должно же что-то быть в ней особенное? Ты хочешь понять, хотя желудок уже полон до предела, и время от времени награждает тебя порцией отрыжки.

Бабушка намазывает какую-то плюшку маслом густо, сыпет сверху этой икры:
— На, Петенька, ешь, расти большой!

Ты съедаешь бутерброд, и переваливаясь, как пингвин, уходишь. Добираешься до дивана, падаешь на него и тут краем глаза замечаешь бабушку со стаканом молока.

Ты не помнишь, как стакан уже трется о твои зубы, как на них остается мерзкая кипяченая пенка, и толи от этой гадкой пенки, а то ли от всего разнообразия этого гадкого стола ты начинаешь блевать.

Тебя тошнит на красный палас с коротким ворсом, на кровать с синими покрывалами-пледами, на пуховые подушки, на вязаную скатерть. Тебя тошнит по дороге к унитазу, и в унитаз, булькающий сломанным бачком, и по всему периметру ванной.

Отдышавшись, ты начинаешь приходить в себя, но вдруг понимаешь, что прямо тебе в рот тычет активированный уголь бабушка, и вся круговерть начинается снова.

***

Вы, может, скажете, что это не в тему, но вот что я подумала вдруг…

Наверное, не стоит перекармливать мужчин эмоциями. Заботой не стоит перекармливать. Звонками, ревностью. Слишком часто писать смс, удушливо накидываться с сексом. Нет, накидываться надо, но именно когда горит, а не так, чтобы быть «хорошей бабушкой».

Белье, минет, и порно, это конечно хорошо. Но…

Может быть, не стоит так уж рваться в идеальные любовницы, как и в идеальные хозяйки. Пусть лучше мужчина будет слегка голоден, чем перекормлен. Правда, ведь? Наши женщины они же иногда меры не видят. Перекормят до тошноты, до освинения, потом удивляются, что мальчик убежал.

Так и хочется сказать:

Тише, девушка! Женщину украшает скромность. К чему эти прыжки?

MORENA