На Востоке Европы складывается древнерусское государство Киевская Русь.

Среди туманной голубизны пущ, таинственного молчания лесных озер, на великих водных путях древности вырос Киев, овеянный легендами о крещении, об Андрее Первозванном, водрузившем крест на месте будущего великого города. Икон стал центром притяжения восточного славянства, средоточием его политической силы. Городские почти двадцатиметровые валы защищали от набегов кочевников, но не были преградой культуре и торговле, вливающимся по широким водам Днепра.

У Золотых ворот Киева останавливались полудикие завоеватели, через них свободно входили торговые люди, ремесленники, те, кто нес добро. «Второй Царьград», «город величием сияющий», «соперник Константинополя» — такие эпитеты отражали впечатления иностранцев от Киева. В XI в. Русь насчитывает уже около 100 городов. В 945 г. князь Игорь заключает с греками «мир вечный до тех пор, пока солнце сияет и весь мир стоит». Политическое соглашение открывает путь «греческой торговле», занимавшей одно из главных мест во внешних связях Киева.

Вместе с тем другие области Руси налаживают самостоятельные связи. Новгород ведет «северную торговлю» с Прибалтийскими странами, с немцами. Уже в XI в. Новгород известен в Англии как поставщик мехов, золотых ювелирных изделий. Германские купцы приезжают на Русь зимой и летом даже сухим путем. В договоре смоленского князе Мстислава с Ригой и Готским берегом (1229 г.) предусматриваются взаимные льготы, «чтобы русским купцам в Риге и на Готском береге, а немецким — в Смоленской волости любо было и добросердье в веки стояло». Контакты «Восток — Запад» уже в те времена приобретают в Европе заметные размеры. Киевское государство развивает связи, кроме Византии, Германии, Англии, также со Швецией, Норвегией, Францией, и ему не чинят помех. Западные государства ищут родства с Киевскими князьями, и многие династические браки скрепляют политику мира и сотрудничества.

Мир и войны повсюду быстро сменяют друг друга. Низкий уровень развития экономики делает военные захваты главным источником обогащения феодалов. Сила — культ, как и в давние римские времена. Никто не верит в надежность чего-либо иного.

Все формы проявления силы считаются надежнее любых договоров. Всем всегда что-то грозит, каждый — враг другому. При взятии крепостей мужчины предаются смерти, дети и женщины берутся в рабство. Европа кровоточит от губительных распрей. «Убийства стали совершаться публично, поля опустошались, нигде не было пощады от пожаров»,— пишет Видукинд, древний европейский хронист.

Крестовые походы в наиболее полной мере выражают эту общественную психологию. Почти двести лет, XI— XIII вв., длится этот колоссальный международный религиозно-политический конфликт между католической Европой и мусульманским Востоком. По словам венецианского историка XVI в. Ранузия, папа Урбан II бросил Европу против Азии «ради спасения веры христианской». Походы западноевропейцев в Восточное Средиземноморье, которые много позже Вольтер назвал «эпидемическим ужасом, патологическим фанатизмом попов», одновременно представляли собой колоссальную эмиграцию, вызванную религией, нищетой, алчностью, духом беспокойства, темнотой.

Видный немецкий историк XVII в. Г. Арнольд считал походы «одним сплошным кровопролитием, разбоем, пожарами и убийствами». Это порождение корыстной политики римского престола называли потом некой «разновидностью бешенства», охватившего Европу, особенно Францию. Великий поэт Шиллер оценивал крестовые походы как «чудовищное порождение соединившихся между собой духовной нищеты, политических раздоров, папской иерархии, и ленной системы».

Папство — вдохновитель походов — возбудило исступленный фанатизм и слепое доверие. Оно бросало европейцев на смерть в далеких, неведомых землях за «освобождение гроба господня». Облаченные в религиозно-мистические формы идеологической войны в основе своей походы имели материальные причины. Для укрепления своего господства на Востоке, во имя ослабления в Европе королевской власти, вассалы которой шли в далекие земли на гибель в борьбе с «неверными», папство использовало жажду обогащения одних, рабское положение других, невежество третьих. Белинский, говоря обо всем этом как о «великом, странном, огромном, диком, фантастическом  сумасбродном событии, достойном невежества и варварства средних веков», вместе с тем видел в крестовых походах одну из причин падения авторитета папской власти и шаг вперед на пути освобождения Европы от духовной тьмы. Но до этого было еще далеко. А пока… «Все воспевают войну, если и не принимают в ней участия. Все ждут мученичества, на которое идут, чтобы пасть под ударами мечей, и говорят: «Вы, молодые, вступайте в бой, а нам, да будет дозволено заслужить перед Христом своими страданиями». Так свидетельствовала хроника аббата Гвиберта Пожарского, называемая «Деяния бога через франков».