История западноевропейских монархий XVII— XVIII вв. доказала крайнюю расточительность и в конечном счете бесполезность политики силы
История западноевропейских монархий XVII— XVIII вв. доказала крайнюю расточительность и в конечном счете бесполезность политики силы
История западноевропейских монархий XVII— XVIII вв. доказала крайнюю расточительность и в конечном счете бесполезность политики силы, проводимой единовластными абсолютными монархами во имя завоеваний, власти, престижа, зачастую лишь для подтверждения истины, что «мы,— как говорил Людовик XIV,— короли, заступаем место бога и как бы разделяем с ним всеведение и всемогущество». Французская военная политика доказывала, что в эпоху, когда не только рыцарская отвага, преданность королю, но и деньги, и промышленные мануфактуры, и интересы буржуазии стали глубоко влиять на войну, с военной силой нельзя обращаться так же, как во времена феодальных междоусобиц. И после того как англо-французская борьба за господство, продолжаясь в колониях, слилась с Семилетней войной (1755—1762 гг.), окончательно лишившей Францию колоний, Англия становится всемирной империей. Она получила Канаду и владычествовала теперь от Америки до Индии. И немецкий поэт Фридрих Шиллер писал: «Идет, идет полудня флот надменный, под ним кипит всемирный океан. И гром цепей среди грозы военной тебе несет из отдаленных стран». Еще более определенно говорил, обращаясь к Англии, шведский поэт Тернер: «Ты всюду поджигаешь пар земной, чтобы в смятенье легче было грабить». Тем временем в центре Европы после долгих и тяжелых австро-турецких войн, позволивших австрийским Габсбургам расширить свою власть и подчинить многие соседние земли, образуется многонациональная империя, объявившая себя в начале XVIII в. единой, нераздельной под скипетром Габсбургов и духовной властью Рима. Подъем Австрии после решающих побед над турками в 1684 г., усиление крупного дворянства, армии, бюрократии позволили империи во времена Марии Терезии стать крупным фактором европейской политики. Но ее соперница — Пруссия, объединившаяся в 1701 г. под гром военных маршей Фридриха II, скоро превзошла южную соседку.
Здесь также создается новый «центр силы». Широкие реформы, проведенные этим монархом, после семилетней войны превращают Пруссию в «пятую державу Европы». Строится прусская военная система, которую потом стали копировать в разных европейских странах. Это было чудо экзерциции, ворвавшееся в Европу под лозунгами: «Напролом!», «Сначала взять, а потом вести переговоры!». Фридрих «взял» Силезию у австрийских Габсбургов, округлил границы Пруссии, но затем столкнулся с целой европейской коалицией, и его армии четверть века не выходили из порохового дыма. Пруссии везло в политике и войнах. После победы над Австрией в европейском династическом мире пора Габсбургов и Бурбонов сменяется эрой прусских Гогенцоллернов и взрывом германского национализма. В богатых гостиных Пруссии портрет Фридриха вешают рядом с образами святых, и в салонах Европы стали говорить о «веке Фридриха», сменившем «век Людовика XIV».
Сложился опиравшийся на армию прусский абсолютизм. «Мы сговорились — я даю моему народу болтать что угодно, а он дает мне делать что хочу»,— резюмировал Фридрих сущность немецкого варианта абсолютизма. Так в центре Европы в конце XVIII в. появилась еще одна империя, которую современники называли «захват-чивым государством». Немецкий писатель Тиль сочинял в те годы: «О, всевышний, ты не создал ничего более величественного на земле, чем императорский трон Германии». А немецкий мыслитель Виланд тогда же заявил иное: «Никто ее имеет права делать другого; своим рабом. Власть и сила не дают никакого права угнетать слабых». Два начала, две противоположные политические тенденции надолго остались затем в германской истории. Абсолютизм России, окончательно сложившийся в результате реформ Петра I, дал Европе пример взаимосвязи стремительного политического, военного и государственного строительства, вызываемого потребностью экономического развития, национальными интересами и войнами, которые Россия в вервей четверти XVIII в. вела непрерывно.
Побудители реформ лежали в самых разных сферах: в необходимости дальнейшего политического объединения, широкой модернизации народного хозяйства, в давней внешнеполитической задаче выхода к Балтике для прямой связи с Западом, в проблеме обороны границ на севере ж на юге. Однако потребности, связанные с ведением Северной войны со Швецией, если не преобладали над остальными, то, во всяком случае, выдвигали жесткие требования и подхлестывали историю.