Самому главному Мужчине в моей жизни посвящается
Я главная Женщина в твоей жизни, и с этим уже ничего не поделаешь.
Психологи говорят, что развод по уровню стресса равен смерти любимого человека. Чушь какая.
Смерть – это понятный и предсказуемый конец ожиданий и надежд, обрубленная культя будущего.
Память небыстро меняет глаголы после твоего имени на прошедшее время и сослагательное наклонение. Если-бы-ты -был-жив… Но нет. Всё закрыто наглухо, заколочено, и расплывчато тонет в сознании.
А знать, что ты жив-здоров, что кому-то улыбаешься, берешь за руку, целуешь своими вечно обветренными губами, даришь цветы – это пытка, растянутая во времени, безжалостная инквизиция.
Я тоже устала звучать акапельно. Хочу твою мелодию закутать в свою и укачивать её в ритме, понятном лишь нам двоим. Хочу надеть твою рубашку и тоже пахнуть сладкой хвоей.
Но ты же гордый. Ты считаешь, что мужественность – это отсутствие мягкости. Сказал – как отрезал. Но ты отрезал свой кусок нашей общей мелодии, пополам, через нотный стон.
А мужественность – как раз — в способности быть мягким только с той, без которой ты не звучишь. А иначе зачерствеешь, покроешься коростой циничности и разучишься верить в чудеса.
Но это моё мнение. Его можно смахнуть из памяти осыпавшимися горошинами нот и, маскируя злость в похоть, набрать номер другой, многообещающей женщины, чтобы уже этой ночью вдохнуть ее запах.
И я, знаешь ли, сегодня иду на свидание с бородатым и колючим мужчиной. У него есть музыкальный вкус, и это обнадеживает, наделяет перспективами наш будущий вечер.
А могла бы идти в твою рубашку, и щекотать твою шею своим дыханием, и, дурачась, ласково кусать за мочку уха и…много что ещё могла бы, если бы ты разблокировал свою чёртову территорию запретов.
