Анна Седокова: Чернявский хотел объединиться с отцом Гектора против меня

Позже мне удалось дозвониться до Макса, который находился в Сен-Тропе, и он сказал: «Моника будет жить в Америке. Я подаю на тебя в суд». Вскоре мне пришло письмо, в котором говорилось, что утром я должна быть с адвокатом на заседании. У меня внутри все онемело, я не понимала, что происходит, где взять адвоката, как утром оказаться на другом конце света и с кем оставить грудного Гектора и Алину. 30 августа в 8 часов началось заседание, где не было ни меня, ни моего представителя. Адвокат Максима заявил, что я опасна и хочу похитить дочь. Главным свидетелем выступила бабушка, которая сказала в суде, что я угрожала, кричала, что хочу украсть Монику. Также представитель моего бывшего мужа оперировал тем фактом, что США не признают подписанной Россией еще в 2011 году Гаагской конвенции — о гражданско-правовых аспектах международного похищения детей, и это еще больше усугубило ситуацию. Суд принял решение: теперь я могла видеться с Моникой только в присутствии свидетеля, в определенные часы, и то только после того, как у меня появится адвокат.»

25 тысяч долларов на адвоката и встречи с надзирателем

«Через неделю моих безответных звонков мне написали: мол, если я признаю тот факт, что хотела увезти ребенка в Москву, тогда мне можно будет с ней связаться. Мне было сказано, что я смогу позвонить на номер бабушки и поговорить с дочкой. Все это время я пыталась найти адвоката — это очень сложно, когда ты понимаешь, что от этого человека зависит судьба твоего ребенка, а ты находишься за тысячи километров. Когда я нашла того, кто был готов взяться за мое дело, он объявил: «Переведите 25 тысяч долларов, и я приступаю к рассмотрению документов». Я собрала деньги и отправила ему. Через какое-то время ему удалось выбить телефонные разговоры с Моникой, но только в час ночи по московскому времени. Помню, как каждый день ждала ночи, говорила с дочкой и долго не могла уснуть, а в 6 утра меня уже будил Гектор и надо было собирать Алину в школу. Потом был еще один суд, заседания, дача показаний, оформление бумаг… Как только получилось, я приехала в Америку, и мне разрешили встретиться с дочерью, но в присутствии надзирателя. Знаете, как это было? Мне назначили встречу на 6 часов вечера в Starbucks, а в 7 часов другая сторона должна была привести Монику. Надзирательница целый час допрашивала меня, пытаясь выяснить степень моей опасности. В тот момент я почувствовала себя настоящей преступницей. Затем она попросила меня оставаться на месте и ушла за дочкой. Помню, как Моника зашла в кафе и кинулась ко мне. Мы обнимались и плакали еще 30 минут, а люди вокруг спокойно допивали свой капучино. Все время, пока я была с дочкой, эта женщина не имела права отходить от нас и записывала все, что мы говорим, поэтому общаться мы могли исключительно на английском. Моника плохо знает его, и я говорила очень медленно, чтобы дочь понимала меня.»

«Параллельно я переживала расставание с отцом Гектора»